Ревекка и Ровена - Страница 17

Дон Бельтран и его гость, английский рыцарь сэр Уилфрид, играли в шахматы, излюбленную игру тогдашних рыцарей, когда прибыл посланец из Валенсии, чтобы договориться, если возможно, о выкупе уцелевших членов семьи альфаки. Дон Бельтран зловеще усмехнулся и приказал чернокожему рабу впустить посланного. Тот вошел. По одежде в парламентере сразу можно было узнать еврея, — в Испании они постоянно посредничали между воюющими сторонами.

— Я послан, — начал старый еврей (при звуках его голоса сэр Уилфрид вздрогнул), — я послан его светлостью альфаки к благородному сеньору, непобедимому дону Бельтрану де Кучилла, чтобы предложить выкуп за единственную дочь мавра, утешение его старости и жемчужину его души.

— Жемчужина, иудей, вещь весьма драгоценная. Сколько же предлагает за нее сарацинский пес?

— Альфаки даст за нее сто тысяч дирхэмов, двадцать четыре коня со сбруей, двадцать четыре набора стальных доспехов, да еще алмазов и рубинов на сумму в миллион динаров.

— Гей! Рабы! — прорычал дон Бельтран, — покажите–ка еврею мою золотую казну. Сколько там сотен тысяч монет? Внесли десять огромных сундуков и извлекли из них тысячу мешков по тысяче дирхэмов в каждом, а также несколько ларцов с драгоценностями — рубинами, изумрудами, алмазами и гиацинтами — при виде которых глаза старого посланца алчно заблестели.

— А сколько у меня коней на конюшне? — спросил далее дон Бельтран; и главный конюший Мулей насчитал их три сотни, с полной сбруей; были там и богатые доспехи для такого же числа всадников, сражавшихся под знаменем отважного дона Бельтрана.

— Не нужны мне ни деньги, ни доспехи, — сказал грозный рыцарь, — так и передай своему альфаки, иудей. А дочь его я оставлю у себя; будет кормить моих собак и чистить кухонную посуду.

— Не отнимай у старика его дитя, — вмешался Айвенго, — ты видишь, доблестный дон Бельтран, что она еще совсем ребенок.

— Она моя пленница, сеньор рыцарь, — хмуро ответил дон Бельтран, — а своим добром я распоряжаюсь по-своему.

— Возьми двести тысяч дирхэмов! — вскричал еврей. — Возьми сколько хочешь! Альфаки отдаст жизнь за свое дитя!

— Подойди–ка сюда, Зутульбэ, подойди, сарацинская жемчужина! — вскричал свирепый воин. — Подойди поближе, черноглазая гурия Магометова рая! Слыхала ли ты о Бельтране де Эспада-и-Трабуко?

— При Аларкосе было трое братьев, носивших это имя, и мои братья убили христианских собак! — сказала гордая девушка, смело глядя на дона Бельтрана, который затрясся от ярости.

— А сарацины убили мою мать, вместе с младшими детьми в нашем замке в Мурсии, — сказал Бельтран.

— А твой отец в тот день трусливо бежал, да и ты тоже, дон Бельтран! воскликнула неустрашимая девушка.

— Клянусь святым Яго, это слишком! — завопил разъяренный рыцарь; раздался крик, и девушка упала, пронзенная кинжалом дона Бельтрана.

— Лучше смерть, чем позор! — воскликнула она, лежа на окровавленном полу. — Я — я плюю на тебя, христианский пес!

— Расскажи обо всем своему альфаки, иудей, — крикнул испанец, пнув ногою прекрасное тело. — Я не отдал бы ее за все золото Берберии. И старый еврей вышел, содрогаясь; вышел за ним и Айвенго.

Оказавшись во внешнем дворе, рыцарь сказал еврею:

— Исаак из Йорка, неужели ты не узнал меня? — И, откинув капюшон, он посмотрел на старика.

Старый еврей устремил на него безумный взгляд, рванулся вперед, словно желая схватить его за руку, но задрожал, отпрянул и, закрыв лицо морщинистыми руками, сказал горестно:

— Нет, сэр Уилфрид Айвенго, нет, нет, я не знаю тебя.

— Пресвятая дева! Что случилось? — произнес Айвенго, в свою очередь, бледнея как смерть. — Где твоя дочь? Где Ревекка?

— Прочь! — сказал старый еврей, шатаясь. — Прочь от меня! Ребекка умерла!

Услыхав роковую весть. Рыцарь Лишенный Наследства без чувств упал на землю и несколько дней был вне себя от горя. Он не принимал пищу и не произносил ни слова. Еще много недель после этого он хранил мрачное молчание, а когда несколько опомнился, сдавленным голосом приказал своим людям седлать коней и ехать на мавров. Каждый день выезжал он на бой с неверными и только и делал, что убивал. Он не брал добычи, как это делали другие рыцари, и оставлял ее своим воинам. Он никогда не испускал боевого клича, как это было принято, и никому не давал пощады. Вскоре «молчаливый рыцарь» уже вселял ужас во всех мусульман Гренады и Андалузии и истребил их больше, чем любой, самый голосистый из военачальников, которые с ними воевали. Военное счастье переменчиво; арабский историк Эль-Макари повествует о том, как в великой битве у Аль-Акаба, который испанцы называют Лас-Навас, христиане отомстили за поражение при Аларкосе и перебили полмиллиона мусульман. Из них пятьдесят тысяч пришлись, разумеется, на копье дона Уилфрида; и было замечено, что после этого славного подвига печальный рыцарь несколько оживился.

Глава VII. Конец представления

За короткое время грозный рыцарь Уилфрид Айвенго уничтожил столько сарацин, что неверные, несмотря на непрерывные подкрепления из Берберии, не могли противостоять христианскому войску и шли в бой, заранее трепеща перед предстоящей встречей со страшным молчаливым рыцарем. Они верили, что в его лице ожил прославленный англичанин Малек Рик Ричард, победитель Саладина, и теперь сражается в стане испанцев, что его вторая жизнь заколдована и тело неуязвимо для сабли и копья, что после боя он ест за ужином сердца молодых мавров и пьет их кровь. Словом, об Айвенго сложили множество самых невероятных легенд, так что мавританские воины выходили на бой уже наполовину побежденными и оказывались легкой добычей испанцев, разивших их без пощады. И хотя ни один из испанских историков, к чьим сочинениям я обращался, не упоминает сэра Уилфрида Айвенго в качестве подлинного творца многочисленных побед, прославивших бойцов за истинную веру, удивляться этому не приходится; чего можно ждать от нации, которая всегда отличалась хвастливостью и тем, что не платила долгов благодарности, как и других долгов, и которая пишет историю испанской войны против императора Наполеона, ни одним словом не упоминая о его светлости герцоге Веллингтоне и о британской доблести? С другой стороны, следует признать, что мы сами достаточно похваляемся деяниями наших отцов в упомянутой кампании; впрочем, этой темы мы сейчас не касаемся.