Ревекка и Ровена - Страница 16

Четверг 9 Шабана 605 года Хиджры известен как день битвы при Аларкосе между христианами и андалузскими мусульманами; в тот роковой день христиане потерпели столь страшное поражение, что можно было опасаться, как бы весь Пиренейский полуостров не был отторгнут от христианского мира. Франки потеряли в тот день 150000 убитыми и 30000 пленными. Раб мужского пола продавался у мусульман за один дирхэм, осел шел за ту же цену, меч — за полдирхэма, а конь — за пять. Победоносные ратники Якуба аль-Мансура захватили сотни тысяч таких трофеев. Да будет он проклят! Впрочем, он был храбрым воином; оказавшись лицом к лицу с ним, христианские рыцари забывали, что были потомками храброго Сида «Канбитура», — так сарацинские собаки переиначили по-своему имя прославленного Кампеадора.

Все поднялись на защиту христианства в Испании, — по всей Европе красноречивые проповедники призывали к крестовому походу на торжествующих мусульман; многие тысячи доблестных рыцарей и вельмож, в сопровождении благонамеренных челядинцев, стекались со всех сторон. В проливе Гибел-аль-Тариф, там, где проклятый Мавр, переправившись из Берберии, впервые ступил на христианскую землю, теснились галеры Храмовников и Иоаннптов, прибывших на помощь королевствам Полуострова, которым грозила опасность; внутреннее море кишело их судами, спешившими из островных крепостей — с Родоса и из Византии, из Яффы и Аскалона. Вершины Пиренеев узрели стяги и блестящие доспехи рыцарей, шедших в Испанию из Франции; и вот из Богемии, — где он квартировал, когда пришла удручившая всех добрых христиан весть о поражении при Аларкосе, — в Барселону прибыл Айвенго и немедленно принялся истреблять мавров.

Он привез рекомендательные письма от своего друга Фолько фон Гейденбратена, Великого Магистра ордена Иоаннитов, к почтенному Бальдомеро де Гарбанзос, Великому Магистру славного ордена Сант Яго. Глава этого ордена оказал величайшие почести воину, столь широко известному в христианском мире, и Айвенго получил назначение на все опасные вылазки и безнадежные предприятия, какие только могли быть придуманы в его честь.

Его будили по два-три раза за ночь, чтобы он мог сразиться с маврами; он ходил в засады и штурмовал крепостные стены; он подрывался на минах и был сотни раз ранен (всякий раз излечиваясь эликсиром, который Вамба всегда имел при себе); он сделался грозой сарацинов, предметом удивления и восхищения христиан.

Повторяю, что описание его подвигов способно наскучить читателю, ибо одна битва похожа на другую. Я ведь не пишу роман в десяти томах, подобно Александру Дюма, ни даже в трех, как другие великие писатели. Недостаток места не позволяет мне перечислить все славные дела сэра Уилфрида. Но было замечено, что, взяв мавританский город, он всякий раз отправлялся в еврейский квартал и настойчиво расспрашивал иудеев, коих в Испании было множество, о Ревекке, дочери Исаака. По своему обыкновению, он выкупил многих евреев и так шокировал всех этим поступком, — равно как и явной благосклонностью, которую он оказывал этому народу, — что Великий Магистр ордена Сант Яго сделал ему замечание и, вероятно, предал бы его в руки инквизиции для сожжения; однако беспримерная отвага Айвенго и его победы над маврами перевесили его еретическое благоволение к сынам Израиля.

Славному рыцарю довелось участвовать в осаде Ксиксоны в Андалузии, где он, как обычно, первым вступил на крепостную стену и собственноручно уложил мавританского коменданта и несколько сотен защитников крепости. Он едва не сразил и альфаки, то есть губернатора, старого вояку с кривой саблей и белоснежной бородой, но двести его телохранителей заслонили своего начальника от Айвенго, и старик спасся, оставив в руках английского рыцаря лишь клок своей бороды. Покончив с чисто воинскими обязанностями и предав смерти остатки гарнизона, тех, что не успели бежать, славный рыцарь сэр Уилфрид Айвенго уклонился от участия в дальнейших деяниях завоевателей злополучного города. Там разыгрались сцены ужасающей резни; и боюсь, что христианские воины, разгоряченные победой и опьяненные кровью, проявили в час своего торжества не меньшую свирепость, чем их противники-мусульмане.

Самым жестоким и беспощадным из них был рыцарь ордена Сант Яго дон Бельтран де Кучилла-и-Трабуко-и-Эспада-и-Эспелон; носясь, словно демон, по побежденному городу, он без разбора убивал мусульман обоего пола, недостаточно богатых, чтобы он мог рассчитывать на большой выкуп, или недостаточно красивых, чтобы подвергнуться участи, более жестокой, чем смерть. Насытясь резнею, дон Бельтран поселился в Альбэйцене, где прежде жил альфаки, чудом спасшийся от меча Айвенго. Богатства альфаки, ею рабы и его семья — все досталось победителю Ксиксоны. Среди прочих ценностей дон Бельтран со злобной радостью увидел щиты и оружие многих своих соратников, павших в роковой битве при Аларкосе. Вид этих кровавых реликвий еще более разжег его ярость и ожесточил сердце, и без того не склонное к милосердию.

Спустя три дня после взятия и разграбления города дон Бельтран находился во внутреннем дворике, где еще недавно сиживал гордый альфаки; он возлежал на его диване, облаченный в его богатые одежды. Посредине двора бил фонтан; рабы мавра прислуживали грозному христианскому победителю. Одни обмахивали его опахалами из павлиньих перьев, другие плясали перед ним или пели мавританские песни под жалобный звук гуслей; а в углу раззолоченного покоя единственная дочь старого мавра, юная Зутульбэ, прекрасная как роза, оплакивала опустошенный отцовский дом и убитых братьев, цвет мавританского рыцарства, чьи головы чернели под солнцем на наружных стенах.