Ревекка и Ровена - Страница 14

Разумеется, Айвенго снова без чувств упал на гору из девяноста семи убитых им врагов; и только вторая, притом двойная, доза эликсира привела его в сознание. Впрочем, славный рыцарь в результате долгой практики настолько привык к самым тяжелым ранениям, что переносил их много легче, чем прочие люди, и без особого труда был доставлен в Йорк на носилках, сооруженных его слугами.

Молва, как всегда, опередила его; в гостинице, где он остановился, он услышал об исходе битвы при Ротервуде. Через минуту или две после того, как конь под ним был убит, а сам он сражен, северная сторожевая башня была взята штурмом, и все защитники замка убиты, кроме Ровены и ее сына; их привязали к седлам коней и под надежной охраной препроводили в один из королевских замков — никто не знал, куда именно; хозяин гостиницы (где он останавливался и прежде) посоветовал Айвенго снова надеть парик и очки и назваться чужим именем, дабы не попасть в руки королевских солдат. Правда, поскольку он убил всех вокруг себя, можно было не опасаться, что его узнают. И вот Рыцарь в Очках — как его прозвали — свободно ходил по Йорку, и никто не мешал ему заниматься своими делами.

В изложении этих страниц жизни нашего славного героя мы будем кратки; ибо это была бы прежде всего история его чувств, а описания чувств многими сведущими людьми почитаются за скучную материю. Да и каковы были его чувства в столь необычном положении, можете вы спросить. Он выполнил свой долг в отношении Ровены; этого никто не мог отрицать. Что же касается прежней любви к ней после всего, что произошло, — это дело другое. Как бы там ни было, свой долг он решил выполнять и впредь; но ее увезли неведомо куда — что же он тут мог поделать? И он примирился с тем, что ее увезли неведомо куда.

Разумеется, он разослал по стране эмиссаров, пытавшихся разузнать, где Ровена, но они возвратились ни с чем, и было замечено, что он и с этим вполне примирился. Так прошел год или более; все находили, что он повеселел; во всяком случае, он заметно пополнел. Рыцарь в Очках был признан за весьма приятного человека, правда, немного задумчивого; он устроил несколько изысканных, хотя и немноголюдных, приемов и был принят в лучшем обществе Йорка.

Однажды утром, во время выездной сессии суда, когда съехались все судейские и в городе царило особенное оживление, уже упоминавшийся нами поверенный сэра Уилфрида, человек весьма почтенный, посетил своего доблестного клиента на дому и сказал, что имеет для него важные известия. Ведя дело другого знатного клиента, сэра Роджера де Вспинунож, приговоренного к повешению за подлог, адвокат побывал у него в камере смертников, а по дороге туда в тюремном дворе увидел и узнал за решеткой особу, хорошо известную Уилфриду, — тут поверенный с многозначительным видом протянул ему записку, написанную на клочке коричневатой бумаги.

Каковы же были чувства Айвенго, когда он узнал почерк Ровены! Дрожащими руками распечатав послание, он прочел следующее:

...

«Мой милый Айвенго!
Ибо я твоя теперь, как и прежде, и первая моя любовь всегда-всегда была мне дорога. Вот уже год, как я умираю вблизи от тебя, а ты и не пытаешься спасти свою Ровену. Неужели ты отдал другой — не хочу называть ни имени ее, ни ее ненавистной веры — сердце, которое должно принадлежать мне? Но я прощаю тебя — со своего смертного одра на тюремной соломе я посылаю тебе прощение: я прощаю тебе и все перенесенные оскорбления, голод и холод, болезнь моего мальчика, горечь заключения и твою влюбленность в еврейку, отравившую нашу брачную жизнь и заставившую тебя, — я в этом уверена, отправиться за море на поиски се. Я прощаю тебе все — и хотела бы проститься с тобой. Мистер Смит подкупил тюремщика — он сообщит тебе, как можно со мной увидаться. Приди и утешь меня перед смертью обещанием позаботиться о моем сыне, сыне того, кто (пока ты отсутствовал) погиб как герой, сражаясь рядом с

Предоставляю читателю самому судить, было ли это письмо приятным для Айвенго; однако он осведомился у поверенного, мистера Смита, как можно устроить свидание с леди Ровеной, и узнал, что надо переодеться в адвокатскую мантию и парик и тогда тюремщик пропустит его в тюрьму. Будучи знаком с несколькими джентльменами из Северного судебного округа, Айвенго легко добыл себе такой наряд и не без волнения вошел в камеру, где уже целый год томилась несчастная Ровена.

Всякого, кто усумнится в исторической точности моего повествования, я отсылаю к «Biographic Universelle» (статья «Jean sans Terre» ), где сказано: «La femme (Tun baron auquel on vint demander son fils, repondit, «Le roi pense-t-il que je confierai mon fils a un homme qui a egorge son neveu de sa propre main?» Jean fit enlever la mere et l'enfant, et la laissa mourir de faim dans les cachots» .

Я с живейшим сочувствием представляю себе, как этот неприятный приговор совершается над Ровеной. Ее добродетели, ее решимость, ее целомудренная энергия и стойкость являются нам в новом блеске, и впервые с начала этой повести я чувствую, что отчасти примирился с ней. Проходит томительный год она тает, становится все слабее и слабее. Наконец Айвенго, переодетый адвокатом Северного судебного округа, проникает в темницу и застает свою супругу при смерти; лежа на соломе, она прижимает к себе маленького сына. Она сохранила ему жизнь ценою своей собственной, отдавая ему целиком скудную пищу, приносимую тюремщиком, и теперь умирает от истощения.

Какова сцена! Я чувствую, что как бы помирился с этой дамой, и мы расстаемся друзьями, — ведь это я устроил ей столь героическую смерть. И вот представьте себе появление Айвенго — их встречу, слабый румянец на ее исхудалом лице, трогательную просьбу заботиться о маленьком Седрике и его заверения.